• 9 лет ago
• Posted in:Культура
• 4 219 views
• 0
• Author: admin
• Tags: кумыкская литература

Истоки кумыкской литературы.

Истоки кумыкской литературы, как и всякой другой национальной литературы, в устном народном творчестве.

Любовь к своей Родине, такое естественное, казалось бы, чувство для многих кумыков несёт отпечаток горечи, тоски по великой Кумыкии прошлых веков. Родину в их понимании нельзя просто любить, за её свободу надо сражаться — эта тема проходит лейтмотивом через всю кумыкскую эпическую традицию. «Пусть нас сегодня разгромят, но мы победим завтра!»

В одной из песен поётся:

Существует старинное предание о еже, которого содержали во дворце и кормили изобильными яствами, но он томился там как в заточении, а когда ему удалось вырваться оттуда, он прибежал под свой колючий кустарник, стал валяться во влажной и прелой листве, восклицая «Ватанымдыр ватаным!» («Родина есть родина!»).

Истоки письменной литературы кумыков.

Сюда входят древние Орхоно-Енисейские письменные памятники, являющиеся общими истоками литератур для многих тюркских народов, а также такие произведения, как «Коркут ата китабы» («Китаб дедеми Коркут»), «Огуз-наме», «Дивану-лугат ат-тюрк» Махмуда Кашгари, «Кудадгу билиг» Юсупа Баласагуни, «Хикметлар» Ахмата Ясави, знаменитый куманско-латинский словарь «Кодекс куманикус», «Кисса Юсуф» Кол Гали, «Хосроу ва Ширин» Кутба, «Гулистан бит-турки» Сайфи Сараи, «Нахджел-фарадис» Махмуда ас-Сараи ал-Булгари, «Мухаббат-наме» Хорезми, «Джумжума султан» Хэсама Кятиба, произведенния Юнуса Эмре, Насими, Алишера Навои и других средневековых тюркских авторов. Их можно считать общим достоянием всех тюркских народов.

Первым известным собственно кумыкским поэтом был Умму Камал (ум. в 1475 г.), признанный классиком тюркской поэзии народов России. Пользуясь правом автора, я нарекаю его прозвищем «Адам кумыкской поэзии». Помимо стихов религиозно-дидактического содержания он также писал произведения наполненные темой тоски по родине, темой ставшей знаковой в кумыкской литературе (оригинал здесь):

Современником Умму Камала был Комуз Абдулла, являющийся классиком кумыкской эпической традиции.

Исторические хроники.

Во второй половине XVI в. историк Мухаммед Аваби Акташлы (уроженец города Эндирей) составил историческую хронику «Дербент-Наме», содержание которой направлено на религиозное обоснование власти шаухала, как наместника арабского полководца Абу-Муслима в Кумук тюзе. Несмотря на присутствующую в хронике апологию арабских завоеваний, книга Мухаммеда Аваби Акташлы включает и призывы к единству кумыков под властью единого правителя — шаухала Таргу. Автор пишет, что его хроника является переводом более древней книги «Таварих и Дербенд-наме» на тюркский язык. При этом по его словам заказчик перевода Чопан-Шаухал просил не употреблять без надобности арабские и персидские слова, что является, к сожалению сравнительно редким для средневековой тюркоязычной Евразии примером уважения к собственному языку и культуре.

Йырчы Казак.

Йырчы Казак

Вершиной кумыкской авторской поэзии считается творчество Йырчы Казака Татархан-улыиз селения Муслим-Аул. Казак показал, какой гибкостью, какими широкими возможностями для выражения самых разнообразных мыслей и чувств обладает кумыкский язык. Тематика его стихов продиктована идеологическим кризисом, охватившим все современное ему северокавказское общество. Он взывал к национальному самосознанию соплеменников, призывал их ориентироваться на пример достойных и мужественных людей и отказаться от подражания подлецам и отрёкшимся от народа аристократам. Вот текст одного из его стихотворений:

В стихотворении «Вздохи не помогут» Казак писал о правителях, предпочетших в 1860-е гг. покой подчинения царю борьбе за независимость:

Несмотря на проходящий красной нитью через всё творчество Казака мотив ностальгии по безвозвратно ушедшему «золотому веку» было бы не правильно считать Йырчы Казака пессимистом. Есть у него стихи, исполненные надежды на грядущее, неизбежное, как восход солнца, возрождение родного народа, страстная любовь к которому являлась смыслом всей его жизни:

Это стихотворение в советский период считалось образцом критики одних только кумыкских феодалов, не отметая это истолкование полностью, мы хотели бы отметить, что определение «подлые и глумливые бии» вполне подходит и для общероссийского контекста и точно характеризует правящую элиту Российской империи.

Мысль о национально-освободительной теме стихов Казака в советском литературоведении серьёзного развития не получила. Как можно было стремиться к освобождению от власти самой прогрессивной страны в мире, породившей первый в истории человечества коммунистический строй? Поначалу её очевидное присутствие в его творчестве пытались объяснить «противоречивостью» мировоззрения Казака, характерной для него «ошибочной» идеализацией дороссийского прошлого, которое опять же объяснялось «узостью» его мировоззрения, «неспособностью подняться до осознания новых прогрессивных явлений» и т. п. Собственно же кумыкские и симпатизирующие кумыкам литературоведы (в первую очередь К. Султанов и Г.Б. Мусаханова), стараясь отвести от Казака «обвинение» в «национализме», акцентировали своё внимание только на имеющихся в его произведениях мотивах социального протеста (в общем, вполне оправданно) и плодили лишенные смысла сравнения Казака с Пушкиным. На наш же взгляд, последние сопоставления могли оказать ему только медвежью услугу. Не будучи профессиональным филологом, я не могу сравнивать языкотворческое мастерство этих двух реформаторов родных им литератур и возьмусь лишь за оценку их нравственной и политической позиций.

Советские литературоведы сильно постарались над тем, чтобы создать глянцевый образ величайшего русского поэта — «борца с режимом». Для этого использовалось подчёркнутое внимание к его связям с декабристами, личный конфликт с Дантесом объявлялся политическим конфликтом со всем высшим светом и совершенно упускалось из виду его негативное отношение к борьбе кавказцев и поляков против деспотизма российских императоров. О польском восстании 1831 г. он отзывался в письме к Вяземскому так: «Всё это, конечно, прекрасно, но, тем не менее, их (поляков) надо задавить». Для кавказцев Пушкин, по словам кавказоведа начала XX в. Исмаила Карачайлы, не нашёл ни одного доброго слова. Наоборот, он воспевал Ермолова и Цицианова, прославившихся изуверской жестокостью по отношению к населению непокорных провинций. Все, что мог предложить Пушкин для улучшения положения несчастных жителей Кавказа — это поголовная христианизация путём подкупа их доступом к «высокотехничным продуктам цивилизации, вроде русского самовара» (См. Ислам Карачайлы. Горцы и их борьба за свободу в творчестве Пушкина // Революция и горец 1929 . №5 (7)).

Надо глядеть правде в глаза, сам Пушкин считал себя наследником традиции Г. Державина, главного одописца русского престола и автора слов первого официального гимна России, в котором среди прочего есть и такие строки:

Казак принадлежит к совершенно противоположной Пушкину поэтической традиции, он принадлежит к традиции литературы сопротивления и бунта, а не агрессии, подавления и унижения. Другой, нередко связываемый с Казаком русский писатель — Ф. Достоевский (есть предположение что они встречались с Казаком в ссылке в «Мёртвом доме»), известный философией вселенской всечеловечности, со страниц своих произведений, где писал, что «все царство мировой гармонии не стоит одной слезинки замученного ребенка», в то же время в авторском «Дневнике писателя», накануне Российско-Турецкой войны 1877 г., откровенничал: «Не всегда война бич, иногда и спасение». Русские писатели XIX в. почти поголовно заражены шовинизмом и исламофобией. Почти единственным исключением являлся Л.Н. Толстой и возможно ещё и М.Ю. Лермонтов, но они всё-таки очень далеки от Казака с его идеями национально-освободительной войны. Если все-таки нужно «искать» Казаку «поэтических двойников», то в гораздо большей степени на эту роль подходят Тарас Шевченко, Адам Мицкевич, Шандор Пётефи и Намык Кемаль.

На наш взгляд, ближе всего к пониманию тайны личности Казака приблизился турецкий филолог профессор Ахмет Джафероглу, опубликовавший в этой области ряд работ. В своих исследованиях он высоко ценил поэтический талант и творчество кумыкского поэта, указав, что «трудно и опасно было быть национальным поэтом под русским владычеством». Именно в этом, по мысли А. Джафероглу, причина его ссылки в Сибирь, его «невыразимых страданий» и гибели в конечном итоге. Выбивая Казака, царские власти «выбивали духовную опору», на которой держалась Кумыкская равнина (Кумук тюз). Своему поэту, по мысли исследователя, кумыки обязаны своим самосознанием, пониманием своей судьбы и национальных задач. Поэт своей лирой, как никто другой, воспел «национальную свободу кумыков, канувшую в Лету в связи с русским завоеванием, но все еще бережно лелеемую в сокровенных мыслях, в народной душе».

Один современный наш писатель сокрушался в одной из своих статей по поводу отсутствия у Казака могилы, которой мы бы могли бы поклониться. Хочется от имени молодого поколения сказать, что кумыкам не нужны места (я бы написал «идолы») для поклонения. Это вообще для нас противоестественно. Казак и его творчество необходимы миру живых. И мы обязаны не преклоняться пред его именем, а нести это имя как пароль свободы. Знамя Казака — вот что нам по настоящему необходимо.

Литература конца XIX — начала XX вв.

Мухаммат-Эфенди Умар-улы Османов

До сих пор остаётся недооценённым творчество современника Йырчы Казака Мухаммат-Эфенди Умар-улы Османова из сел. Яхсай (Аксай), преподававшего тюркские языки в Санкт-Петербурге. Основные мотивы его творений во многом созвучны с казаковскими: это критика в адрес проворовавшихся старшин, а также алчных представителей рода Тарковских, пытающихся поделить между собой остатки некогда огромного богатства своего рода, грусть о великом и славном прошлом. В первой советской литературной энциклопедии об Османове писалось следующее: «Жизнь и деятельность М.-Э. Османова совпадают с эпохой упадка дагестанского феодализма и развития капиталистических отношений среди кумыкского населения. Яркий выразитель идеологии господствующих классов феодального общества М.-Э. Османов горько сетует на его распад, идеализируя прошлое». Но и ему свойственна не только тоска об утраченной свободе, но и всепобеждающий исторический оптимизм. Он писал:

Мухаммат-Эфенди преподавал кумыкско-ногайскую литературу на восточном факультете Санкт-Петербургского университета. В свободное от преподавательской работы время М.-Э. Османов собрал богатый материал по кумыкско-ногайскому фольклору, который был опубликован Академией наук в 1883: «Песни» («Шаркилар»), «Предание о Нарине и Чуре Батыр», «Предание о Тохтамыш хане», «Предание о Мирза Мамае», «Предание об Адиль Султане Крымском», «Предание об Эрго Ахмеде, сыне Айсулу», «Предание об Эсен-булате», пословицы, поговорки, современные и исторические песни кумыков. Его можно считать отцом кумыкской и ногайской фольклористик.

Под псевдонимом «Шул-узи» («Он сам») М.-Э. Османов включил в это издание несколько своих стихотворений. Приблизительно в то же время он выпустил книжку для детей под названием «Насихат» («Советы»).

Были изданы: «Сборник ногай-кумыкской литературы». Издательство Академии наук, СПБ, 1883; Сборник ногайских и кумыкских стихотворений (на кумыкском языке). СПБ, 1883; Собрание сочинений (на кумыкском языке). Буйнакск, 1925.

В XIX в. еще развивалась самобытная кумыкская бардовская традиция певцов-сказителей («йырчылар»), читавших стихи, сопровождая их музыкой агъач-комуза. Известны имена певцов XIX в. Батыр-Ая из Аксая, Ананай-Арслана из Тарки, Хангиши из Атлы-Боюна, Пири из Хум-Торкали и начала XX в.: Султан-Бека из Аксая, Ансара Кадиева (его псевдоним Зулькарнайн) из Эндирея (родился в Нижнем Казанище, но всю взрослую жизнь прожил в Эндирее), Алип-Мурза из Хан-Магьаммат-Юрта, Гаруна из Костека. Вот что о них писал сто лет назад на страницах журнала «Этнографическое обозрение» А. Шемшединов:

«В них воплотился поэтический дух народа, творения которого неиссякаемым источником льются из уст этих скромных певцов под аккомпанемент их любимого струнного инструмента хомуза: К своему искусству слагать песни они никогда не относились как к пустому времяпровождению, служащему для развлечения толпы. Даровитейшие из них на дар песнопения смотрели всегда как на особый дар свыше, а своё назначение полагали в пробуждении высоких чувств, свойственных человеческому достоинству, искреннего благочестия, простоты жизни, чувства правды, свободы, любви к родине и самопожертвовании ради её блага и блага общественного».

Он отмечает и такую интересную деталь, как передача перед смертью своих сборников стихов (таварихов) другому, более молодому йырчы. «Такой певец, предчувствуя свою смерть, призывает к себе наиболее достойного своего соперника и торжественно вручает ему таварих, умоляя его верно и свято хранить в себе божественный дар песнопений, никогда не изменяя ему ради прихотей толпы, и перед своей смертью также торжественно передать книгу следующему певцу-новый обладатель в свидетели принятого им на себя обязательства призывает Бога и его великого пророка Мухаммеда».

На рубеже XIX-XX вв. в кумыкскую литературу вошли: яхсайцы поэт Манай Алибеков и прозаик Нухай Батырмурзаев, казанищенцы Темир-Булат Бейболатов и Абу-Суфиян Акаев, Качакай Джамалутдин из Эндирея, его земляк Адиль-Герей Измаилов, романист из Керликента (ныне Кизлярский район РД) Абдул-Гусейн Ибрагимов.

В июле 1917 г. Темир-Булат Бейбулатов (1879—1942) инициировал создание «Дагъыстан бусурманланы театр ва адабият жамияты» («Театральное и литературное общество дагестанских мусульман») и стал его первым председателем. В августе 1917 г. основал и возглавил редакцию первого дагестанского иллюстрированного журнала «Танг чолпан». Он был редактором первых двух номеров этого журнала. Вторым редактором стал Нухай Батырмурзаев. Смена редакторства была вызвана захватом власти в Дагестане большевиками, заклятым идеологическим противником которых являлся Темир-Булат. В 1918-начале 1919 гг. он работал заместителем редактора русскоязычной газеты «Дагестан», в которой публикует очерки и рассказы, пропитанные ненавистью к большевикам, которым он не мог простить красного террора на фоне лицемерного заигрывания с народом. Он был одним из немногих писателей с самого начала разобравшегося в бесчеловечности большевистской идеологии. Во второй половине 1919 г. служил офицером в Добровольческой армии А.И. Деникина. В 1920—1921 гг. сидел в советском концлагере для пленных белогвардейцев. После возвращения в Дагестан занялся научной и просветительской деятельностью. Перевёл с кумыкского на русский язык «Историю Дагестана в годы революции и гражданской войны» М.-К. Дибирова и «Адаты кумыков» М. Алибекова.

Что касается его литературного творчества в эти годы, то, как пишет в предисловии к изданному в 1926 «Сборнику стихотворений и песен» сам Т.Б. Бейбулатов главной его целью в этот период было стремление «сохранить в своих творениях уходящие из жизни архаические формы языка».

В 1920—1930 гг. для основанного при его активном участии Кумыкского музыкально-драматического театра Т.-Б. Бейбулатов переводил на кумыкский язык пьесы В. Шекспира, Лопе де Веги, А. Пушкина. Переводил также стихи русских и европейских поэтов. Его вклад в кумыкскую драматургию сравнивают со вкладом Шекспира в английскую. В 1938 г. Т.-Б. Бейбулатов был репрессирован. Умер поэт в Карагандинском лагере.

Страх перед реставрацией былого монархистского строя и надежды на перемены к лучшему в случае прихода большевиков к власти сделали Абу-Суфияна Акаева (1872—1931) их верным союзником в 1918—1920 е гг. Он работал в редакциях пробольшевистких газет, перевёл на кумыкский язык «Интернационал» и лично агитировал в пользу советской власти народные массы. Однако, с 1925 г., видя ложь новых властей, он переходит в оппозицию к диктатуре ВКП (б) и возглавляет «Дини комитети» («Комитет религии»), направленный против антирелигиозной компании нового режима. За свою политическую деятельность он поплатился жизнью. Противоречивость его судьбы наложила отпечаток и на его поэтическое творчество, в котором чисто религиозные мотивы сочетаются с проклятиями в адрес царского режима, а также с сетованиями на двурушничество советских руководителей. Он также является автором трудов на теологические и этические темы, ставшие одной из вершин дагестанской джадидской (модернисткой) мысли.

Нухай Батырмурзаев (1865—1919), долгое время живший среди татар, привнёс в родную литературу влияние идей, популярных в Казани и Уфе. В таких повестях, как «Бедная Хабибат», «Дауд и Лейла», «Несчастная Джанбике» он призывает соплеменников стремиться к получению светского образования и к проявлению экономической предприимчивости. Будучи, по сути, сторонником либеральных идей, он не смог противостоять романтическому обаянию большевистского движения в Дагестане. Во многом это было обусловлено тем, что его собственный сын Зайналабитдин и явился самым талантливым певцом революции.

Зайналабитдин Батырмурзаев (1896—1919) в 1917 г. являлся одним из создателей и ответственным секретарём журнала «Танг чолпан» («Утренняя звезда»). В 1918 вместе с А. Акаевым работал в редакции просоветской газеты «Ишчи халк» (Трудовой народ). Активный участник гражданской войны, зам. председателя Кумыкского ревкома (председателем являлся С.-С. Казбеков), командир Кумыкско-чеченского партизанского отряда. Погиб в 1919 г. во время антиденикинского восстания на Северном Кавказе. В 1917 г. в журнале «Танг чолпан» Зайналабитдин с сожалением писал «в нас не осталось патриотических, националистических чувств». В этом же журнале он опубликовал и знаменитое стихотворение «Миллетчиге» («Националисту»), ставшее национальным гимном, а в советское время публиковавшееся под названием «Юрю алгъа» («Иди вперёд»).

К революции примкнул и керликентец Абдул-Гусейн Ибрагимов, однако своё самое известное произведение, он написал в дореволюционный период. Это первый известный нам в кумыкской литературе исторический роман «Аманхор», посвящённый антифеодальной борьбе кумыков и ногайцев низовьев Терека в начале XVIII в. В период культа личности автор романа подвергался гонениям, а его произведения было под запретом и вышли в свет только после его смерти.

Адиль-Герей Измаилов

Однозначно не принял революцию Адиль-Герей Измаилов (1882—1973), оставивший после себя многочисленные стихи, направленные против большевиков и вызванной ими разрухи и упадка моральных ценностей в обществе, а также сочинение о древней истории его родного аула «Тарихи Эндирей», в котором он с ностальгией говорил о былом величии этого некогда огромного города, пришедшего в упадок после разрушения его армией Петра I в 1722 г. Написанное в XX в. «Тарихи Эндирей» символизирует жизнеспособность жанра «тарих» и неразрывность традиций, связывающих кумыкскую литературу средневековья с современностью. Его произведения стали доступными для широкого круга читателей только в 1990-е гг.

В первые десятилетия советской власти продолжала жить кумыкская эпическая традиция. Среди народных сказителей необходимо, в первую очередь, назвать сказочника Аява Акавова(1903—1953). Помимо него можно назвать таких хранителей песенного фольклора как Манку Мингишиева, Гаджи Киясбекова, Толубия Мисирова, Умият Пашаеву, Умахана Жакавова, Амирхана Болатханова и многих других.

Литература сталинской, хрущевской и брежневской эпох.

В советский период кумыкская литература развивалась общим для всех национальных литератур Советского Союза путём. От писателей требовали произведений в духе пропагандируемого партийными органами соцреализма, подразумевавшего всемерное восхваление коммунистического строя и руководства государства. К сожалению, негативные явления данной эпохи отразились в творчестве даже наиболее ярких и самобытных кумыкских писателей, таких как Аткай Аджаматов, Анвар Аджиев, и Абдул-Вагаб Сулейманов.

Как пример вопиющей идеологизированной безвкусицы эпохи сталинского соцреализма мы можем назвать повесть «Я горжусь» А. Аджаматова, посвящённую судьбе Зайналабитдина Батырмурзаева. Только раз в этом официозе прорывается вкус корней, незамутненный дух родной земли. Это строки в начале повести: «Когда мы подъезжали на подводе к дому жениха, я услышала, как какая-то женщина поёт песню голосом звонким, как серебряный колокол. Мне потом сказали, что она из Отемиша, а там все женщины хорошо поют». Казалось бы, случайная деталь, но в ней сокрыт особый смысл, частица общенациональной идентичности и древнего знания. Некогда у каждого села была своя особенность, вместе эти особенности формируют кумыкское своеобразие, ведь нация есть многоцветье.

На вопрос матери о том, сколькими языками он владеет, Зайналабитдин в повести Аткая отвечает: «Чеченский и татарский языки я знаю лучше, чем кумыкский, это тебе известно; лезгинский (???!!!), арабский, тюркский знаю не хуже родного языка». Я сомневаюсь, чтобы реальный З. Батырмурзаев, восхищавшийся Гаврилой Принципом, только за то, что тот убил в Сараево эрцгерцога Фердинанда воспретившего в боснийских школах родного языка, мог бы столь малое значение придавать родному языку, знать его хуже, чем неродной (что может быть удивительнее для писателя, пишущего на родном?). Это невозможно по определению.

Мало этого Аткай, не иначе как под диктовку партийных инструкторов заставил автора знаменитого стихотворения «Миллетчиге» («Националисту»), ставшего национальным гимном, спрашивать у матери:

— Мать, что красивее: букет из цветов одного цвета или букет из разных цветов?

Мать «естественно» отвечает, что из разных цветов. Однако я уверен, что даже сам А. Аджматов прекрасно понимал, что все букеты одинаковые, независимо от их колорита. Они мёртвые, ибо отрезаны от корней. Такие букеты похожи на мёртворождённую советскую нацию, на разношёрстные бараки в которых отсидело 60 миллионов советских граждан. Истинное многоцветие способна создать только свободная, жизнеспособная нация. По иронии судьбы последние научные изыскания свидетельствуют, что Зайнал Батырмурзаев был убит не деникинцами, а своими сподвижниками, считавшими его безумным фанатиком, попусту рискующим их жизнями. Его интересовали революция и свобода, их же возможность личного обогащения за чужой счёт. Восхваление сподвижников-убийц З. Батырмурзаева сегодня приобретает привкус кощунства. Естественно, не мог не знать правду о смерти и А. Аджаматов, однако в СССР, подобно Океании в романе-антиутопии Дж. Оруэлла «1984», власти жили по принципу «покорения действительности» и «двоемысленности». Как писал Оруэлл, «если все принимают ложь, навязанную партией, если во всех документах одна и та же песня, тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой».

В дополнение ко всему предыдущему идеологизированному безобразию, Зайналабид пропел волнующейся за его жизнь матери песню:

Как не странно, эта ода Буртунаю успокоила мать революционера. Кумыки отодвинуты автором на задний план или, скорее, они превращены в орудия, с помощью которых он «в лучших советских традициях развивает тему интернационализма».

Не Аткаю было выбирать темы своих произведений, как не ему — выходцу из антисоветской социальной среды, было выбирать свою судьбу невольного певца советского строя. Можно было бы и не писать об этом произведении столь подробно, если бы не удручающий факт — эта повесть стала единственным произведением кумыкской литературы, вошедшим в новейший учебник «Литературы народов Дагестана» для учащихся 11 классов. Сталин умер, но дело его живёт.

В послесталинский период А. Аджаматов пишет много стихов, в которых «Каковы корни, таково дерево», посвящённое Кайсыну Кулиеву, разделившему со своим народом горечь изгнания в 1944—1956 гг. Описывая дерево с корнями, вошедшими в глубь почвы, А. Аджаматов пишет:

В стихотворении следует выделить символические слова о невидимых корнях.

Эзопов язык. Стихотворения, в переводе на русский язык выглядевшие как обыкновенное славословие во имя советской родины, на родном языке читались, как закодированное сообщение, основное содержание которого можно выразить одним словом: «Крепитесь!». Аткай Аджаматов даже подвергся «разработке» за то, что посмел озаглавить свою книгу «В кумыкской степи». Необходимо пояснить, что в советскую эпоху даже историческое название Кумыкская равнина было под запретом. В 1980—1990-е гг. А. Аджаматов выступил с рядом статей, в которых осудил не только тоталитаризм сталинской и застойной эпохи, но и тех из своих собратьев по перу, которые, не отличаясь большим дарованием, пользовались симпатией властей в корыстных целях и травили более талантливых коллег. В частности, в 1990 г. он опубликовал в журнале «Советский Дагестан» статью «У каждого свой Абуталиб», в которой критиковал Р. Гамзатова за искажение реальной личности поэта Абуталиба Гафурова, превращённого Гамзатовым в шаблонного юмориста, мудреца-сатира, всецело преданного коммунистическим идеалам. В действительности, А. Гафуров, по воспоминаниям А. Аджаматова с тревогой относился к навязываемым режимом утопиям и химерам, переживал за будущее дагестанских народов и был не в восторге от литературной деятельности вечного председателя Союза писателей Дагестана, талантливого карьериста Р. Гамзатова.

Нельзя без горечи читать изданный в 1945 г. сборник стихов Анвара Аджиева «Песни кумыкских долин». Книжка открывается стихотворением «День приезда Сталина», в котором «вождь мирового пролетариата» в буквальном смысле обожествляется. Заканчивается сборник стихотворением «Речь вождя». Как это не странно, но в «Песнях кумыкских долин» не оказалось ни одной кумыкской песни, а сплошные гимны и славословия Героям Советского Союза и Сталину.

Но вот вам взрыв подлинных, не заказных эмоций:

Вот они — стихи достойные пера настоящего народного поэта!

Настоящий расцвет во второй половине XX в. пережила кумыкская проза. В условиях диктатуры командно-административной системы литература оставалась почти единственной отдушиной, где за ширмой художественной фабулы были возможны проявления индивидуального мышления, даже такие, что шли вразрез с официальной идеологией. Как следствие этого внутреннего протеста против партийного диктата в 1960—1980-е гг., в кумыкской литературе происходит поворот от соцреализма к психологизму. Среди прозаиков этих лет в первую очередь необходимо отметить Магомед-Султана Яхьяева, братьев Камала Абукова и Алевдина Абукова, их однофамильца Микаила Абукова, Умразият Мантаеву, Зарипат Атаеву, писателя-сатирика и хранителя преданий родного сел. Бороган Абаса Мамаева, Алима Кабардиева, Бийсолтана Гаджимурадова, Айнутдина Мамаева и Абдулхакима Аджиева(известен также как выдающийся специалист в фольклористике).

В 1970—1980-гг. писателем и режиссером Исламом Казиевым в духе социально-психологической драмы были написаны романы «Кто убил человека из рая?» и «Кизиловая роща», в которых затрагиваются злободневные проблемы коррумпированности чиновничества, браконьерства на Каспийском море, двойной морали, ставшие нормой в обществе в период застоя.

В 1960—1970-е гг. молодое и талантливое поколение приходит и в поэзию. Среди самых ярких авторов эпохи заката Советской империи можно назвать Магомеда Атабаева, Зубаила Хиясова, Бадрутдина Магомедова, Шейит-Ханум Алишеву, Джаминат Керимову, Акая Акаева,Абдулкерима Залимханова, М. Кадырова, Вагита Атаева, Ахмеда Джачаева, Атава Атаева, Багаутдина Аджиева, Абдулмеджида Меджидова, Багаутдина Казиева (Узунаева), Казима Казимова и др. Большинство из них продолжили творить и в 1990—2000 — е гг., обогащая своё творчество новыми темами и формами.

Еще в советское время А. Атаев опубликовал своё проникновенное стихотворение «Лунные воды». Этому «тихому гимну» предпосланы в форме эпиграфа строки главного официального поэта Дагестана Р. Гамзатова

Использование этого дежурного «утешения» Р. Гамзатова народам, «обречённым» на растворение в единой советской нации, проникнутое подспудной надеждой власть предержащих на то, что ни кумыкам, ни эстонцам не удастся вырваться из-за тюремных оконец, из которых они обречены смотреть на гигантские шаги «тысячелетнего советского райха», позволило Атаву Атаеву воспеть свой малый народ. Щемящий лиризм, внушающий ощущение покоя и гармонии в стихотворении Атаева звучит диссонансом пафосу гамзатовского эпиграфа.

Атав Атаев

Для А. Атаева, как и для других поэтов Кумыкского Южноречья (территории между рек Буглен и Параул-озень на севере и до Баш-Бувама (Уллучая) на юге) свойствен поиск золотой середины между традицией эпической, берущей своё начало в фольклоре, и новыми советскими (точнее европейскими) приёмами лирической поэзии. Проглядывается в творчестве поэтов-южан и влияние местной религиозно-философской средневековой поэзии (в первую очередь, творчество Абдурахмана Какашуринского). Последнее обстоятельство особенно отличает их от авторов Центральной, Северной и Западной областей Кумыки с их тяготением к рационализму и любовной лирике, как почти единственному жанру, в котором выражается их собственная дань романтической теме. Менее заметно у южан и влияние восточных поэтов (Низами, Навои, Фирдоуси и Хайяма).

Пусть и с некоторыми оговорками, но можно считать, что поэты, выросшие в среде, говорящей на подгорно-кайтагском (южном) говоре, сохранили в большей целостности архаичные традиции кумыкской бардовской поэзии и более тяготеют именно к музыкальности. Для них более, чем для северян, характерен экспрессивный накал страстей. Главный источник их поэзии не столько разум, сколько сердце. Отсюда же и лиричность меланхолических ноток в их стихах, и тяготение к пейзажным зарисовкам. Можно провести схожую параллель на примере испанской литературы, где двумя полюсами являются выходец с крайнего севера страны поэт-философ баск Мигель де Унамуно и южанин поэт-гренадец Гарсия Лорка. Поэзия Унамуно обращена к абстрактным темам, к размышлениям о судьбе абстрактного человека, его победах и поражениях, а поэзия Гарсия Лорки это порыв ветра, колыхание листвы, тоска по убиенному другу. В кумыкской поэзии мы не можем привести примеры столь же однозначные, но обозначить тенденцию имеем полное право.

Литература в 1980—1990-е гг.

Начавшаяся во второй половине 1980-х гг. «перестройка» позволила поэтам и писателям заговорить о ранее неподлежащих обсуждению проблемах собственного народа. Камал Абуков в своей повести «И судный день впереди» пишет о трагической судьбе его родины, ставшей жертвой экономических и политических экспериментов советского руководства: «Днём не подавали виду. По ночам стонала и глухо плакала Кумыкская степь от непомерной тяжести и непонятных ей речей...».

В эти же годы вышли первые части полного патриотизма исторического романа Баммата Атаева «Солтанмут Славный», посвящённого средневековой истории кумыков и являющегося настольной книгой тысяч читателей самого разного возраста. В лице покойного Б. Атаева воплотился народный гений, это наш Вальтер Скотт (или если хотите Генрик Сенкевич) с его достоинствами и недостатками. Мы просто еще не осознали это. Я неоднократно слышал о том, что наша молодёжь пробуждалась интересом к национальной истории, как раз после прочтения его произведений.

Отрадным фактом в постсоветскую эпоху явилось появление новых молодых талантов, среди которых особенно можно отметить Герейхана Аджиева и Арслана Хасавова. Шире раскрылся талант поэтов старшего и среднего поколения Бадрутдина Магомедова, Латипа Гаджакаева, Мусы Шихавова, Шейит-Ханум Алишевой, Рукият Устархановой, Супиянат Мамаевой, Абдуллы Бугленли и Джавата Закавова.

В наше время, когда множество молодых кумыков ищет счастье за пределами своей родины, трогательным заклинанием выглядят строки Герейхана Аджиева: «Юртун, ерин, эллин сюймек учун зор имаратлар, исбайы къурулушлар, асфальт орамлар парз тюгюл, анангны сютю, тили, гёзю, юреги булан юрегине синген еринг, бизин анабыз йимик гёзел ва аявлу». В этой фразе нет никакой навязчивости, никакой пафосной призывности, и лишь чувствуется дымка надежды достучаться до сердец добровольных изгнанников. Личное благополучие возможно лишь при благополучии родного очага.

В 1990-е же гг. поэтом Бадрутдином Магомедовым был осуществлён перевод на кумыкский «Гамлета» и «Макбета» Шекспира. К сожалению, на примере высокохудожественного дара Магомедова полное оправдание обретает известная сентенция о том, что нет пророка в своём Отечестве. Переведённые автором поэмы уже десятилетие тщетно ждут режиссера, способного осуществить их постановку на сцене самого старого театра Северного Кавказа — Кумыкского.

Ещё на заре 1990-х гг. осуждая инертность народа, ностальгирующего по «золотым застойным временам», Бадрутдин Магомедов в своём стихотворении «Къумукъну къумукъгъа чечген сыры» обращался к народу, среди прочего, и с таким вопросительным четверостишьем:

С грустью он пишет о беспомощности своих соплеменников в условиях стремительно изменяющихся реалий, вследствие которых люди в считанные месяцы должны были менять своё прежнее, воспитанное коммунистической системой мировосприятие на новое капиталистическое и проявлять до сих пор не приветствовавшуюся инициативность в решении собственных проблем:

Кое-кто из соседей кумыков с большим успехом делает свои делишки сегодня, как впрочем, и вчера-при коммунистах, всегда оставаясь в фаворе у сильных мира сего. Вначале под личиной советского интернационализма, а затем «демократических свобод» они вступали в сговор с продажной элитой и отнимали у народа его основное достояние — землю. Поэт, верный своему долгу всегда говорить правду, не оставил без внимания и эту щекотливую тему:

Он призывает свой народ проснуться и оставить пустые надежды на спасителя во власти — извечную тему маниловских мечтаний внутрикумыкской мелкобуржуазной среды и взять дело возрождения былого величия в собственные руки:

Стихотворение Б. Магомедова имело редкий по меркам постперестроечной эпохи успех и породило (или скорее возродило) целый поэтический жанр в кумыкской литературе. Появилось несколько более или менее удачных вариаций на тему народных бедствий. Мы приведём отрывок из одного них, отличающегося, на наш взгляд, сравнительной оригинальностью слога и смелостью высказываемых мыслей. Это стихотворение «Хыйлы зат бар язмагъа» Абдуллы Бугленли:

Тема Родины в сетевой поэзии.

В 2005 г. был создан интернет-сайт kumukia.ru, ставящий своей целью пропаганду знаний об истории и культуре кумыкского народа. На форуме этого сайта открыта Литературная страница, на которой форумчане оставляют свою дань вдохновенью.

В произведении выходца из Западной Кумыкии (Борагъан ариякъ) Р. Алпаутлу, озаглавленном как «Къумукъ Ватан» («Кумыкская Родина») и других слышны ностальгия по родине, надежды на возрождение своего народа.

Стихи, подписанные ником Kermen отличаются эмоциональностью и порывистостью. В них чувствуются молодость автора и его увлечение английским романтизмом.

На 18 году трагически оборвалась жизнь постоянного автора литературной странички сайта Заиры Кумычки (Конакбиевой), воспевавшей в своих стихотворениях чувство всеобщего родства. Она была и остается, и после смерти добрым ангелом всего Кумыкского мира.

Несмотря на все проблемы, являющиеся непременными спутниками литературного творчества в эпоху капитализма, кумыкская литература продолжает радовать народ новыми именами и произведениями, воспевающими Ана Эль.

Ансар Куманский

Related posts: