ЖИВЕЕ ВСЕХ ЖИВЫХ

23619073_1759253741034819_803052201_nУшёл Бадрутдин Магомедов. Совсем недавно мы схоронили другого нашего титана – Магомеда Атабаева. И вот – новая утрата.

Бадрутдин – автор множества сборников стихов, переводчик пьес Шекспира и Брехта, автор замечательной книги публицистической прозы – «Уьзюлген оьзенги» – «Оборванное стремя». Признанный классик кумыкской литературы. Но об этом писали многие до меня, напишут и после. Потому сосредоточусь на своём личном опыте познания Бадрутдина. 

О Бадрутдине я слышал едва ли ни с раннего детства. Все мы его земляки – им очень гордились, с большим интересом прочёл его книгу «Благая весть», а потом с восторгом его замечательное интервью замечательному журналисту Олегу Санаеву. Несмотря на это, познакомился я с ним уже в аспирантские годы, в далёком 2006 году. Было заседание кумыкской секции Союза писателей или что-то вроде встречи с молодыми авторами. Как бы то ни было кабинет Шейит-Ханум Алишевой был до отказа забит молодёжью – студентами факультета дагестанской филологии. Но самым молодым казался, конечно же, он – Бадрутдин. Человек искромётного юмора, умевший шутить и искренне радовавшийся чужим шуткам, да так что его смех стал легендой, а ему самому как некогда Арсению Тарковскому писательским начальством официально было даже запрещено публично смеяться. Узнав, что мы земляки, он обрадовался и начал перечислять общих знакомых и родственников. Особенно тепло он говорил о моём прадеде Джанатли. О нём он вспоминал практически в каждую нашу встречу, а было их больше сотни. И при последней нашей беседе ровно за сутки до его ухода (слово «смерть» попросту не вяжется с его жизнелюбием) он вспоминал моего прадеда, Черивхана и других хуторян. 

Прошёл год, и состоялась защита моей диссертации. Со мной в один день защищалась Меседу Абдуллаева и потому на мероприятии присутствовали её дядя Байсултан и его супруга незабвенная Барият Джумакаевы. Как сейчас помню их взаимную радость от неожиданной для них встречи. Они много о нём в тот день говорили, называли его учителем. 

Так вышло, что именно со дня этой защиты, состоявшейся 14 ноября 2007 года мы, не переставая общались вплоть до 12 ноября 2017 года. Выходит ровно 10 лет. 

За эти годы нас связало множество общих дел. Горжусь, что взял у него интервью, опубликованное позднее в «Литературной газете», написал три статьи о его книгах и редакторской работе. 

Его квартира на седьмом этаже была впритык к моему месту работы и хотя бы раз в месяц его в ней навещал. Мы сидели в уютной обстановке на кухне и беседовали. Порой я записывал его слова в тетрадь. Эти записи позже стали статьями. 

Часто он рассказывал о своём друге – Иштване Конгуре Мандоки, о путешествии в Венгрию. О Лайоше Керменди, переведшем его стихи на венгерский и издавшего их отдельной книгой. О Камчатке. Но чаще всего он вспоминал Абдулкерим Залимханов. Очень тосковал по нему. 

……

Он знал очень многое. За несколько дней до своего ухода, он сказал: «В последнее время много говорят о вражде Расула с Абу-Бакаром. Всё это ложь. Не было между ними неприязни и зависти. Им делить было нечего. Их поссорили плохие поэты и отменные подлецы. Для них обоих это обернулось болью, потерей друга, а для ничтожеств – злорадством».

Он вникал в проблемы всех людей, стрался всем помочь. Увидев меня как-то раз без настроения, он поведал мне такую историю: «Моя тётя Джансият, а вашему тухуму она была невесткой видя меня сердитым говорила: «Я, Бадрутдин, вижу что ты нервничаешь, не нервничай. Я тебе секрет открою, когда на душе тяжесть ущипни свою руку да побольнее, несколько раз ущипни – и на душе легче станет». И знаешь, Юсуп, мне это всегда помогало».

А ещё он меня обогатил своими друзьями: Гасангусейном Аджаматовым, Супиянат Мамаевой, Наби Магомедовым, Бадавутдином Суваковым, Садрутдином-Генералом Загировым, Ханипой Акаевым, Казимом Казимовым, Джавадом Закавовым, Мусой Шихавовым, Гаджи Айгумовым… Всех не перечислить! Со всеми ними я познакомился в его гостеприимном кабинете. Да что там говорить, даже свою будущую жену впервые я тоже увидел там. На фото в сборнике «Булакъбашны ёлугъуву».

Он объединял людей. Возможно – это не менее важный его талант, чем его талант стихотворца. В этом, как и во многом другом, он был прямым наследником Аткая. 

Он возмущался забывчивостью более молодых авторов: «Послушать их они ни у кого не учились… Так не бывает. Человек сам себя не рождает. Поэт не учась, не работая над собой, не подражая в юности не состоится. Лукавят они. Но почему? Разве стыдно признать своих учителей? Я вот признаю своими учителями Аткая, Шарипа (Альбериева – Ю.И.), Межирова, Магомеда Атабаева, свою бабушку Даражат в конце концов! Я этим горжусь!»

Родное наше село он любил до чрезвычайности. Ещё в 1980-е годы он дошёл до Верховного Совета с экологическими проблемами малой родины. Многие ли наши поэты могут этим похвастаться? Мы собирались вместе писать книгу по истории Какашуры. За шесть дней до его кончины мы обсуждали план этой книги, рассуждали, как достать фотографии наших выдающихся тружеников, о том кого ещё в неё внести и многое другое. Загруженный этими мыслями я и попрощаться с ним забыл, сказал только: «Вот выйдите из больницы, мы вас с женой к нам пригласим». Вышел и какое-то чувство меня посетило, что что-то очень важное не сказано, а что именно непонятно. С этим чувством смущения я и ушёл. 

В следующую ночь он мне приснился во сне. Никогда раньше этого не было. Подробностей сна не помню. Помню его отеческий тон, но слов его не помню.
……

Как-то лет шесть назад он сказал мне: «Юсуп, я хочу показать тебе кое-что, а ты скажи, стоит это публиковать или нет? Это на русском, не уверен, что хорошо получилось». Он дал мне свою повесть «Страницы ранней автобиографии». Я прочёл её на едином дыхании и, возвращая автору сказал: «Это шедевр! Вы отлично пишите и по русски». Он недоверчиво усмехнулся, но выпустил повесть в свет. Её до сих пор не оценили по достоинству, а это кладезь образов и памятник давно ушедшим от нас землякам. В декабре 2012 года он попросил меня набрать текст его рукописи под названием «Камчатская тетрадь», которая в печати была озаглавлена более нежно «Где же ты, моя Важенка белая?». Не спрашивая даже его разрешения, я нашёл номер героини этой повести, и они поговорили по телефону спустя 50 лет. Бадрутдин был очень растроган этой беседой и благодарил меня.

Он убеждал и меня писать стихи и прозу. Мотивировал. Я отнекивался, ссылаясь на загруженность, но в итоге на свет появился мой сборник «Край мира». Есть люди, которые хвалят некоторые, вошедшие в него вещи.
……

Писать о Бадрутдине можно и нужно много, но в рамках одной статьи всего не скажешь. Ограничусь самыми важными, на мой взгляд, моментами, характеризующими его личность:

Во первых это его невероятная начитанность, как в кумыкской, русской, так и мировой литературе. Он знал наизусть множество стихов Есенина, Блока, Бродского, Высоцкого, Пастернака, Сулейменова и Евтушенко. Мог со знанием дела рассуждать о творчестве Гёте, Айтматова, Рильке, Толстого и десятков других авторов. Учёба на высших литературных курсах явно не прошла даром. Помимо литературы он разбирался ещё во множестве сфер. 

Во вторых это его трудолюбие. В штате «Дагкнигоиздата» в силу ограниченности средств не предусмотрены корректоры, специализирующиеся по национальным языкам, и все их функции возложены на самих редакторов. И Бадрутдин скрупулёзно проверял сотни и сотни рукописей. На моих глазах он указал одному профессору на 200 совершённых им ошибок. Для этого ему прошлось корпеть ни одну неделю над его 400-страничным текстом. Бадрутдину мы во многом обязаны возвращением вниманию широкого круга читателей творений Магомед-Эфенди Османова, Абусуфьяна Акаева, Темирболата Бийболатова, неоднократными переизданиями Аткая, Анвара Аджиева, Казака и множества других авторов. 

В третьих – глубокое знание родного языка и фольклора. Сама его речь являлась – литературным памятником. Он говорил афоризмами: «Къумукъну ари якълары ёкъ, арив якълары кёп», «Когда я думаю о хорошем, появляются кони», «Золотая книга с серебряными ошибками», «Подлец высокого полёта», «Человек жесток: он слагает песни о мельнице, пока крутится её колесо». Это первое что пришло на память. Своё чувство языка, он связывал со своими старшими – бабушкой Даражат, своими дядьями, соседями – стариками. Но помимо этого почерпнутого у других богатства, был и его собственный выработанный за многие годы литературного труда дар красноречия. Когда ему вопреки множеству обещаний так и не дали звание народного поэта, он, пожав плечами сказал: «Видимо они знают, что это не уровень для меня, ведь я – международный поэт!» и заразительно рассмеялся, как мог только он один. 

Юсуп Идрисов, 14 ноября 2017 года

Related posts:

comments powered by HyperComments