Loading ...
Город, которого нет?
В 2007 году Махачкала отпраздновала своё 150-летие. Это событие было отмечено выходом в свет большого количества книг, статей и телепередач, посвящённых истории нашего города. Юбилей города, наверное, событие эпохальное, но моя статья ни об этом. Она ни о прошлом, она о настоящем и будущем. К написанию этой статьи меня подвигло событие в пику юбилею города оставшееся почти совершенно незамеченным. Я говорю о замене названия улицы Кяхулайской в посёлке с древним именем Семендер на новое имя в честь некоего Ш. Ахмедова. Кто такой Ш. Ахмедов мне известно мало. Как я слышал это погибший при исполнении служебных обязанностей страж правопорядка. Что же честь ему и хвала! Может, и следовало назвать его именем улицу, может быть и в Семендере. Но почему его имя было присвоено улице уже имеющей собственное название? На мой взгляд, это можно объяснить лишь в сопоставлении с другими тенденциями, ясно обнажившимися на фоне празднования юбилея нашей столицы.
Около четырёх месяцев тому назад по РГВК транслировали передачу «Прямое отражение», в которой ведущий Заур Газиев брал интервью у специалистки по аварскому христианству Патимат Тахнаевой. Вполне образованная на первый взгляд исследовательница, успевшая отметиться помимо прочего и новой книгой по истории Махачкалы, попыталась внести свою лепту в освещение «махачкалинских древностей». Когда ведущий указал ей на несоответствие официальной даты появления города
1847 г. реальной 1500-летней истории Семендера, Тарков и Анжи она с завидной самоуверенностью отмела все его замечания. Так, вопрос о Семендере она списала на дискуссионность проблемы его местонахождения. Тарки по её мнению находились слишком далеко от Порт-Петровска, т.е. прямого предка Махачкалы, что бы считаться за ядро будущего города. А Анжи же по её мнению и вовсе не более чем аварское название Порт-Петровска и в переводе оно, по её мнению, значит «Мучная крепость». Досадное недоразумение? Ошибка молодого учёного или сознательная фальсификация? Ведь должно же существовать внятное объяснение популярности аварского названия среди коренных жителей побережья кумыков и среди прочих дагестанцев.
При чтении книги Тахнаевой меня более всего смутило, что Пётр I назван основателем города, получалось, что датой основания Махачкалы следует считать
1722 г., однако, обратившись к специалистам и к историческим источникам я только в лишний раз убедился, что Пётр здесь ничего не основывал и даже не думал об этом. Его гораздо больше интересовали уже основанные города иранских провинций и открывающийся за ними путь в страну его мечты в Индию. Именно ради обретения пути в Индию, а не ради основания Махачкалы (Порт-Петровска) он прибыл на наше побережье. Как тут не вспомнить строи английского писателя Дж. Оруэлла из романа-антиутопии «1984»: «если все принимают навязанную ложь, если во всех документах одна и та же песня, тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой».
Можно было бы списать всё это на ошибку отдельно взятой исследовательницы, если бы такие «ошибки» не случались сплошь и рядом. Мы перебирали одну за одной юбилейные статьи и книги и нигде не встречали и намёка на наличие населения на территории будущей дагестанской столицы. У нас сложилось даже мнение, что в представлении современных авторов наш мегаполис возник на суровой, обдуваемой всеми ветрами необитаемой земле на краю света. При чтении перед моим мысленным взором возникали образы бескрайних безлюдных степей, призывно ждущих русского царя, дабы он здесь прорубил окно из Европы в Азию. На сотни миль кругом ни души, на сотни миль… или всё-таки что-то было?
Плывший в начале XVII в. по Каспийскому морю из России в Персию русский купец Ф. Котов упоминает, что город Тарки располагался в двух верстах от Каспийского побережья. Две версты – это всего два километра, то есть Тарки находился в то время на месте современного городского центра. Значит об упоминаемой П. Тахнаевой отдалённости Тарков от города и речи быть не может. Единственное что действительно имело место – это постепенный упадок Тарков как крупного экономичекого центра и катастрофическая убыл его населении в течении XVII— XIX вв. Объяснение этим явлениям постоянные интервенции врагов Тарковского государства московских воевод Черемисина, Хворостинина, Бутурлина, разбойничьей армии Стеньки Разина, персидских агрессоров и, наконец, генерала Кропотова в 1725 года. Вот описание Тарков до погрома 1725 года: «Город Тарки – главный город Дагестана имеет более 3 тысяч домов. Дома все двухэтажные, плоские сверху, стоят близко друг к другу. При каждом доме имеется сад с различными фруктовыми деревьями и хорошими родниками». 3 тысячи домов – это, по меньшей мере, 15 тысяч жителей! После 1725 года Тарки уже никогда не достигал былого расцвета. В мае 1831 года город настигла ещё одна катастрофа. На улицах города произошло сражение между приставшими к имаму Гази-Магомеду жителями Тарки и его предместий (в первую очередь селения Амир-Хан-Кент) и отрядом генерала Коханова. Итогом кровопролития стало 1500 убитых с обеих сторон. Город был полностью разрушен, ещё долго руины преобладали здесь над количеством обновлённых жилых домов. В довершение всего в «назидание потомкам» царская администрация запретила местным жителям восстанавливать мятежный Амир-Хан-Кент, его население переселилось в Кяхулай. О трагедии Тарков узнал весь мир. В 1832 году в издававшемся в Париже «Новом азиатском журнале» под заголовком «Война русских в Дагестане» было опубликовано письмо русского офицера, содержащее рассказ о «варварском» разрушении старинного города, жители которого восстали против царской администрации. Описание мужественной обороны города приводит в изданной в 1837 году в Штутгарте книге «Путешествие по Каспийскому морю и Кавказу» немецкий путешественник Э. Эйхвальд.
Тарки и Анжи-Кала, репродукция гравюры XVII века.
В годы гражданской войны Тарки были разорены повторно, теперь уже армией Л. Бичерахова и союзных ему дашнаков.
Как в истории города не оказалось места Таркам, Амирханкенту, Кяхулаю, Альбурикенту и Гюргюраулу, так и в центре города всё меньше остаётся места старинным домам, напоминающим, что у этого города всё же есть своё прошлое. Они либо сносятся, либо «облагораживаются» облицовкой из новёхонького красного кирпича. Складывается впечатление, что его никогда и не было, а несколько чудом спасённых зданий погоды не делают. Их не хватит даже на переулок, а не то, что на воссоздание образа старого города. Махачкала без Старого горда, напоминает человека в операционной, которому удалили сердце. Как же городу жить без сердца?
Назвав свою статью «Город, которого нет?» я руководствовался не политическими мотивами, а любовью к правде. У нас в Дагестане много любят говорить о сохранении культурного достояния населяющих его народов, их самобытности и истории. Словами нельзя разбрасываться, особенно если они принадлежат первым лицам республики, но возможно ли это сохранение при бездумном вычёркивании целых столетий из истории столицы республики? Вместо правды мы получаем пустой внутри муляж, игрушку.
И всё-таки моя статья не об истории. Она о настоящем и будущем. Что завтра ответят наши дети на извечные вопросы «кто мы?», «откуда?», и «куда идём?» если завтра не останется никаких достоверных свидетельств о прошлом, старые дома разрушатся, а старинные названия улиц совершенно сотрутся из памяти? Нет, я всё -таки думаю переименование улицы Кяхулайской не случайно. Я далёк от мысли, что это переименование произошло по настоянию близких покойного Ш. Ахмедова. В конце-концов, в городе не одна сотня безымянных улиц. По моему мнению, кто-то хочет, пользуясь безразличием или точнее полным отсутствием общественного мнения, вычеркнуть из истории саму память о событиях 1944 года, когда тысячи жителей Тарков, Кяхулая и Альбурикента были в принудительном порядке выселены из своих аулов и долгих 12 лет жили на чужбине. Им тогда, при выселении сказали, что они уже больше никогда не увидят родных очагов. Сталинские соколы в Дагестане сделали всё, чтобы сдержать своё слово. Дабы стереть память о более чем тысячелетней истории Тарков они даже превратили вековые надгробные плиты таркинского кладбища в банальные стройматериалы, которые были использованы при строительстве канализационного коллектора и укладке бордюров. В ранней юности, на заре перестройки я прочитал свежеопубликованную повесть Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая», посвящённую депортации чеченского народа. Так вот в этой повести есть щемящий мне сердце эпизод о том, как новые хозяева разрушали чеченское кладбище возле аула с красноречивым названием «Дей Чурт» (в переводе — «Могила отцов»). Они выворачивали надмогильные плиты и камни с высеченными арабской вязью именами усопших и ими устилали дорогу, ведущую к обрыву, через который стали строить мост. Выражая свое отношение к такому вандализму, писатель говорит: «… наступит, придет время и дети, и внуки тех, чьи имена стояли на вечных камнях, вернутся во имя справедливости на свою землю. Они найдут эту дорогу, и каждый из вернувшихся придет сюда, возьмет камень своих предков, чтобы поставить их на свое место. Они унесут их все, и дороги ведущей в пропасть больше не будет». Всякая дорога, вымощенная забвением прошлого, а также чести и совести ведёт в пропасть.
В 1956 году таркинцы, кяхулайцы, альбурикентцы не смотря на всяческие запреты, вернулись к себе домой. По крайней мере, они думали, что возвращаются к себе домой, но их дома уже были заняты. Долгих четыре десятилетия репатрианты боролись за право жить у себя дома. Это было настоящая борьба и многие, очень многие не хотят, чтобы люди помнили о ней. Нет памяти – нет проблем.
Возможно, всё бы это не было столь существенно, ну мало ли кто что написал, сказал или переименовал? Если бы не сознание, что наступила новая – информационная эра, а вместе с ней и век информационной борьбы за существование, за право человека оставаться самим собой.
Алипхан Казиев, 2007 год.